Спустя два месяца – день в день – Василий с Верой взошли на трап самолета, направлявшегося в Панаму. Там они приобрели большую и добротную надувную лодку, а также закупили особо дефицитные для робинзоновской жизни продукты. Но самым драгоценным грузом был ящик с измерительными приборами и высококачественными инструментами – Василий уезжал с т р о и т ь новую жизнь.
Среди теплых островов на земле необитаемый Дюси – самый отдаленный от цивилизации. Согласно географическим справочникам, Дюси входит в состав четырех английских островов, расположенных в южной части Тихого океана. Адамстаун, столица и единственный населенный пункт колонии, расположен на самом крошечном из островов – Питкерне. Проживают в столице всего... шестьдесят пять человек, пятнадцать из которых – дети. На Питкэрне нет ни аэродрома, ни морского порта. Лишь два раза в году заходит на остров новозеландский корабль, о чем Василий с Верой узнали уже позже – в Адамстауне. В Панаме же им чудом удалось уговорить капитана одного чилийского кор[цензура], идущего в Окленд, пройти мимо Питкерна.
...Жители встретили пришельцев радушно – ведь все они и сами потомки матросов, восставших против жестокого с ними обращения. Свободолюбие вошло в их кровь. Когда несколько лет назад новозеландское правительство предложило островитянам помощь в переезде на большую землю, они единодушно отказались.
В Адамстауне Василию с Верой тоже повезло: тот самый гуманитарный новозеландский корабль пришел всего через месяц, и по пути на остров Пасхи он застопорил в кабельтовом от наветренного берега Дюси. Договорившись с капитаном о том, что через год его корабль заглянет на остров, Василий с Верой сели в надувнушку и, распрощавшись, отдались во власть ветру.
Необитаемый Дюси оказался более ласковым пристанищем, чем это казалось Василию. Небольшой атол – всего полтора километра в поперечнике – состоял из четырех островов, окружавших неглубокую песчаную лагуну. Вереницы коралловых рифов защищали атол и его лагуну от больших океанских волн. На большом острове была даже пальмовая роща, так что недостатка в стройматериале не было. Но необитаемость атола была относительной: нашим отшельникам предстояло соседствовать с огромной колонией морских птиц. И чтобы не вызывать у них неприязнь, Василий с Верой решили к их гнездовьям не прикасаться.
И вот на следующее утро над бескрайними тихоокеанскими просторами, возвещая начало новой жизни, колоколом зазвенел топор в руках Василия. Теперь жизнью отшельников управляла инициатива, освобожденная от осточертелого «надо», и потому работать и творить стало величайшим удовольствием.
Описать, с каким совершенством Василий с Верой обустроились на необитаемом острове всего лишь за год, – дело вездесущих журналистов. Нас же интересует с у д ь 6 а .

***
Однажды Василий проснулся от того, что, подвинувшись к жене, нашел ее место пустым. Почувствовав что-то необычное, он вышел из дому. Небо играло восходом. Упираясь в высокие облака, лучи отражались в розовый океан.
Василий обнаружил Веру сидящей с поджатыми ногами на камне, что на изгибе тропинки, сбегающей к воде. В переливах перламутрового пламени она казалась плывущей на корабле нимфой. Легчайший бриз покачивал ниспадающую прядь ее засеребрившихся волос. Задумчиво-грустным взглядом Вера провожала восход. Нет, погоди, как же Василий мог это увидеть, если она сидит к нему спиной?
Василий пошел вниз и в трех шагах от камня остановился обалдевшим: на камне сидела вовсе не жена и не Вера, а очаровательной нежности создание, о существовании которого Василий даже не подозревал.
– Вер, это – ты?..
– А?.. Это ты... ?..
Но какое-то слово Вера недопроизнесла. Она попыталась сделать движение – по-видимому, намереваясь встать. Но Василий опередил: он взял ее, обнаженную, на руки и понес к играющей розовой рябью воде...
В тот сумасшедший день они открыли себе друг друга. Безумная любовь, немереное время и два существа слились воедино. Спешить им было некуда – впереди была вечность, их вечность. Но каждый день они жили так, как будто он был в их жизни последним, – на полную катушку.
Вставали без звонка – по зову аппетита к очередному чуду. Проснувшийся первым тихонько выходил на кухню, готовил завтрак. Второе место за столом теперь обычно пустовало – им хватало одного. Все нехитрые хозяйственные дела они выполняли вместе – любуясь друг другом, шутя и смеясь. Удивлялись: ежедневно как будто одно и то же, а не надоедает!
Впрочем, раскрепощенные, они дали волю своим выдумкам: каждый день старались быть разными – в чем только возможно. Сюжет дня заказывался по очереди. Со вкусом и лукавством Вера меняла свои наряды: то она встречала Василия в одной лишь алой косынке, повязанной на шею, то надевала свое единственное вечернее платье, каждый раз неповторимо меняя его с помощью сборок, цветов и перламутровых украшений, говоря: «А сегодня наш вечер начинается с завтрака!». Василий старался по-своему не отстать:
– Сегодня я буду корабельных дел мастером, а ты – специалистом по коктейлям.
В такие дни Василий занимался постройкой катамарана, а Вера готовила разнообразнейшие напитки.
В другой раз Василий наряжался в Ивана-дурака.
– Что-то ты сегодня страшный какой-то, – укоряюще говорила Вера.
– А это чтоб завтра ты меня полюбила крепче, – склонив голову, глядя виновато-ласково на жену, оправдывался Василий, и, смеясь, они бросались в объятья.
А иногда Василий говорил:
– Сегодня я заказываю день грусти. И тогда до самого вечера Вера следовала за ним тенью, боясь спугнуть минорный настрой его души. В такие – обычно пасмурные – дни они подолгу сидели на скале, вслушиваясь в шелест далеких волн и напевая песни Новеллы Матвеевой. Ах, если бы еще она не дала слабинку в час лихих испытаний в «эпоху застоя», Василий высек бы в скале ее барельеф...
Весь мир для Василия и Веры был именно здесь и именно сейчас. Радио включали лишь для того, чтобы узнать заранее об урагане; все остальное им казалось ненужным.
Из прошлого пришел к ним только день рождения Мирьи Трофимовны; ее рюмка, наполненная крепким самодельным ромом, простояла весь день, а перед сном ром распили на двоих, каждый вспомнив последние слова матери, но... про себя. До полуночи просидели у костра на скале, рассказывая каждый друг другу о своем детстве, о своих юношеских представлениях о счастье, удивляясь тому, куда это их судьба занесла. А когда Вера вспомнила пожелание Марьи Трофимовны излечиться ей от бесплодия, то расквасилась. И долго еще Василий утешал жену...
Утренний сон затянулся. Но Верка, еще не уверовавшая в безопасность до конца, вдруг встрепенулась:
– Вась, слышал?
– Что?
– Звук какой-то необычный, заунывный.
– Погоди, а какое сегодня число-то?.. Так это ж Скрэбл идет!
Забыв про завтрак, захватив лишь сувениры для Скрэбла, Василий с Верой побежали к воде. Сев в катамаран и отойдя от берега на сотню метров, они увидели за южным мысом идущий в их сторону корабль. Сочтя неудобным дожидаться встречи на месте, Василий подналег.
Встреча была короткой, но теплой. Под конец капитан предложил отшельникам вернуться в город. Василий с Верой перевели взгляд со Скрэбла на друг на друга, и капитан понял: предложение напрасно.
И только когда катамаран был уже далеко, капитан провел ладонью за ухом: «Черт побери, мы еще и развернуться не успели, а они уже полпути прошли!»

***
Где-то через месяц Василий, не будя жену, пошел собирать устриц. Когда он, чуть не захлебываясь, потянулся рукой в глубокую расщелину за устрицей, раздался пронзительный Верин крик:
– Ва-а-а-сь!
С испугу Василий выпустил из рук сетку, и она закувыркалась, возвращая морю его обитателей. Василий посмотрел вверх: от камня к нему бежала визжащая от радости Верка. На вытянутых руках она несла нечто... в ярко-красных пятнах... Василий пробкой вылетел из воды:
– Ну, Верка! Ну, Верунчик, это нам с тобой свадебный подарок!
Он схватил жену; раскрутившись и потеряв равновесие, они с шумом полетели в воду.

(Публикация: fox.ivlim.ru/)